Три сестры
Эта серия — о трёх пожилых женщинах из глубинки Брянской области. Три сестры, три судьбы, прожитые в одном ритме. Они вместе встречали рассветы над огородом, вместе перешёптывались о новостях на лавке у дома, вместе проходили через потери и праздники. Их лица — словно хроники времени: в морщинах прячутся десятилетия труда, в глазах отражаются и радость, и тихая усталость, и мудрость, рождённая прожитыми годами.
Фотографии не просто фиксируют их быт — они вглядываются в саму ткань жизни, в ту повседневность, где каждое движение наполнено историей. В руках, завязывающих узел на платке, в улыбке, скрытой за полушутливой фразой, в чаепитии на веранде проявляется не только частная жизнь трёх сестёр, но и судьба деревни, судьба поколения, которое постепенно уходит.
Особое место в этой серии занимает материальная основа: фотографии напечатаны на подложке из старых обоев, отодранных в заброшенной квартире. Эти обои — как артефакт времени, как вторая кожа прошлого. Их потрескавшиеся поверхности, выцветшие узоры и потертые слои хранят память о чужих жизнях, о домах и голосах, которые уже исчезли. В них проступает та же хрупкость и долговечность, что и в лицах сестёр. Они становятся связующим звеном между личной историей и коллективной памятью, превращая каждый снимок в живой документ — и в то же время в метафору неумолимого течения времени.
«Три сестры» — это не только рассказ о семье. Это взгляд на уходящую культуру сельской России, где время течёт медленнее, где жизнь держится на простых вещах — заботе, совместном труде, соседских разговорах. Это напоминание о женской силе, которая умеет быть тихой и незаметной, но именно в этой тишине хранится устойчивость целого мира.
Каждый кадр здесь — как вырванная страница из альбома, где вместо аккуратно вставленных фотографий остаётся сама жизнь, проступающая в образах, предметах, жестах. Это серия о памяти — личной и коллективной, о том, что исчезает, и о том, что остаётся, пока есть те, кто помнит, и те, кто смотрит.
Золотые линии времени
Шрамы — это линии времени, оставленные на коже.
Они похожи на следы на песке, которые остаются после ветра и волн.Каждый шрам — это знак того, что мгновение боли прошло, но память о нём продолжает жить в теле, как в песочных часах, где каждая крупинка — прожитый миг.
В проекте люди раскрывают свои тела так же, как песок открывает следы прошедших шагов. Аварии, операции, попытки справиться с болью — всё это оставило на коже свои росчерки. Но мы решили не стирать их, не сглаживать, а превратить в символ стойкости.
Мы покрывали шрамы золотой поталью — как будто посыпали их солнечными крупинками времени. Золото ложилось на кожу, как закат на песок, превращая неровность в сияние. Так, подобно японскому искусству кинцуги, шрамы становились не скрытой трещиной, а линией света. Песок напоминает нам, что время уходит. Ветер может стереть след, но не может отменить сам факт пути. Так и тело хранит свою память — не ради боли, а ради благодарности за то, что оно выстояло.
Шрамы — это не изъян.
Это золотые часы внутри нас, где каждая линия говорит о прожитом, о том, что мы были и продолжаем быть. И, как песчинки в ладони, они ускользают от попытки забыть, чтобы однажды стать самым драгоценным свидетельством нашей жизни.
Песок в этом проекте стал особым фоном — как метафора времени. Шрамы, подсвеченные золотом, лежали на коже так же, как солнечные блики ложатся на песчинки. Ветер может стереть следы на песке, но не может отменить сам путь, оставивший их. Так и тело хранит в себе память: линии шрамов подобны отпечаткам шагов, которые не исчезнут даже тогда, когда время унесёт с собой всё остальное.
Барселона. Расстворенная в солнце
Серия посвящена исследованию архитектуры Барселоны сквозь призму времени и света. В основе работ — техника цианотипии, одного из первых фотографических процессов XIX века, открытого Джоном Гершелем. Цианотипия основана на прямом воздействии света, и потому здесь именно свет становится соавтором изображений.
Выбор тонированной цианотипии позволяет выйти за пределы привычного синего отпечатка. Натуральные красители смягчают цвет, переводят изображение в палитру сепии, охры и коричневых тонов, приближая его к старым архивным документам и картам. В этом — ключевой художественный жест: архитектура Барселоны показана не как современный и устойчивый город, а как «памятник памяти», след, выцветший во времени.
Проект отсылает к теме материальности фотографии и её отношения к истории. Бумага, впитавшая в себя солнечный отпечаток, становится метафорой памяти, которая сохраняется не в точности, а в ощущении. Архитектурные силуэты утрачивают ясность и становятся хрупкими, будто сам город растворяется в свете, от которого он создан.
Эти изображения не документируют Барселону — они возвращают её в пространство опыта, где важна не фиксация деталей, а состояние. Барселона предстает timeless: город вне времени, который каждый зритель может пережить по-своему, как личное воспоминание.
